На вопрос о тайне рождения своей музыки он отвечал: «Так написалось»
2023-й в России проходит, как Год музыки Сергея Рахманинова, великого русского композитора Серебряного века, ставшего символом русской музыки во всем мире, рассказавшего, что такое русская душа. Специальный Указ о праздновании его 150-летия был издан президентом страны в январе прошлого года. Для большинства музыкантов и не только Сергей Рахманинов любимейший композитор, настоящий кумир.
Писательница Мариэтта Шагинян рассказывала, что в 1914 году, когда в жизнь России вошла тревога, менялся не только мир менялась и жизнь русских интеллигентов-творцов. Сергея Рахманинова и его друга-композитора Николая Метнера дважды призывали на фронт и освобождали «по состоянию здоровья». Двое братьев Метнера, немца по происхождению, сражались на передовых позициях и погибли на войне.
На случай мобилизации Рахманинову было приготовлено место дирижера в гарнизонном оркестре Тамбова. Но все же по отношению к композитору судьба распорядилась иначе ему было суждено реагировать на события времени созданием музыкальных творений, переплавлявших впечатления в музыкальный набат.
И сегодня мы воспринимаем Рахманинова как одного из самых русских композиторов, музыка которого вселяет веру, дарит надежду и поддерживает силу духа в любые сложные времена.
«Рахманиновские дни» в Хабаровске
Сергей Рахманинов автор опер, симфоний, хоровых и вокальных сочинений, огромного количества фортепианных произведений. И отрадно, что в реализуемом в Хабаровске масштабном проекте «Рахманиновские дни», автором и художественным руководителем которого является пианист Владимир Будников, затронуты все эти важнейшие линии творчества композитора.
Просветительский проект начал свою жизнь в Хабаровске 5 февраля и будет завершен 30 апреля.
Когда вы открыли для себя Рахманинова, каков ваш личный исполнительский опыт? спросили мы у автора проекта.
Я открыл для себя музыку Рахманинова еще в школе, рассказывает Владимир Будников. Пластинка с записью Второго концерта для фортепиано с оркестром произвела на меня ошеломляющее впечатление. Я бредил этой музыкой долго.
В музыкальном училище играл несколько прелюдий. Помню, на радио записывал две из них. Знаменитую соль-минорную играл во всех концертах. В выпускной программе училища был этюд-картина ми-бемоль минор из ор. 39, кстати, сочиненный композитором накануне эмиграции в 1917 году. Потрясающего накала вещь!
В Новосибирской консерватории, на концертах в Большом зале, нередко звучала музыка Рахманинова. Помню великолепное исполнение профессора консерватории Мэри Лебензон Второй сонаты и вариаций на тему Корелли. Ее пример очень вдохновлял.
С Мэри Симховной связан интересный музыкантский опыт. Она готовилась играть с Новосибирским академическим симфоническим оркестром (дирижировал Арнольд Кац) Второй концерт для фортепиано с оркестром. М. Лебензон попросила сыграть на предварительной репетиции партию оркестра. Я не мог не согласиться. В результате непосредственно «побывал» внутри творческого процесса замечательной пианистки.
За долгую и насыщенную концертную деятельность в Хабаровской филармонии сыграл много рахманиновских произведений концерты для фортепиано с оркестром № 2, № 3 и № 4, вариации на тему Корелли, обе фортепианные сонаты, прелюдии, этюды-картины, музыкальные моменты и транскрипции. Это большой опыт погружения в понятный мне и, я уверен, каждому русскому человеку мир художественных образов великого русского композитора. Восприятие творческого наследия Рахманинова это ощущение причастности к русской культуре.
Юбилей композитора отмечают в России повсеместно. А как у вас возникла идея «Рахманиновских дней» в Хабаровске?
Рахманиновские дни проект, который открывает «непарадные», порой неизвестные, страницы творчества великого композитора. Известно, что его чрезвычайно популярные концерты для фортепиано с оркестром обращены к самой широкой аудитории. В них Рахманинов намеренно использовал угодные желаниям слушателей средства выразительности. У него получалось сплавить в едином демократическом стиле черты некой внешней «эстрадности» и глубину простого высказывания.
Но в репертуарах филармоний, как правило, редко представлено камерное (инструментальное и вокальное), оперное, хоровое и фортепианное творчество великого композитора. Это эксклюзив!
В этом ныне «непопулярном» наследии есть страницы совсем неизвестные. Например, Всенощное бдение, квартеты, фортепианная Фауст-соната или опера «Франческа да Римини». Здесь Рахманинов раскрывается во всей полноте своего музыкального мировоззрения.
Одна из главных причин, давших начало «Рахманиновским дням», наличие единомышленников. Если бы не было идейных сподвижников, то вряд ли что-то получилось. К тому же город богат на великолепных музыкантов, которые работают в различных учреждениях культуры в музыкальном театре, в колледже искусств, в институте культуры. Они талантливы, легки на подъем и с радостью участвуют в таком щедром на музыкальные шедевры проекте. Спасибо им за любовь к музыке нашего великого русского композитора Сергея Рахманинова.
Идею «Рахманиновских дней», возникшую в стенах института культуры, поддержала Валентина Александровна Запорожская, директор художественного музея. Эта «намоленная» концертная площадка с прекрасным роялем стала домом для шести мероприятий проекта трех просветительских лекций и трех концертов. В рамках проекта гастрольный тур по Хабаровскому краю.
С каждым юбилейным годом Рахманинов приближается к слушателям или отдаляется?
Рахманинов стремительно завоевывает наши умы и души. Потому что от нас отдаляются абстрактные «завоевания» искусства, свойственные авангардными исканиям ХХ века. Они как-то отходят на второй план. Думаю, потому что лишены здравого смысла и человеческой естественности.
Рационализм как главная доминанта современного искусства, как мне кажется, уже изжил себя. Его инновационный формат искусственный интеллект ну никак не может участвовать в творческом процессе! Вы не найдете аргументов против очевидного вывода, что любая машина, даже самая продвинутая, абсолютно бездарна, лишена творческого начала. А у живого человека есть дар, талант неисчисляемый, невзвешиваемый… Я уверен, что приходит время нового романтизма.
Рахманинов был необычайно щедро одарен от природы, прежде всего как композитор. Его музыка в нынешней бытовой поп-среде является настоящим магнитом, притягивающим своей выразительностью, силой, масштабом… Рахманиновские произведения дают возможность прикоснуться к живому, таинственному.
Это сложно организовать музыкантов, вдохновить их на проект?
Музыканты, участвующие в программах проекта, изначально влюблены в музыку Рахманинова. Они давно мечтают ее исполнить. Только не было повода. «Рахманиновские дни» предоставили возможность выйти к слушателям и высказаться. Музыка Рахманинова вырывает из повседневности и поднимает над суетой надоевшей музыкальной эстрады.
Четыре серебряные плачущие ноты
А теперь хотелось бы напомнить интересные моменты из биографии композитора. И начнем с его детства.
«За сильнейшие музыкальные впечатления я должен благодарить свою бабушку», вспоминал Сергей Васильевич. В девять лет Сережа Рахманинов поступил на младшее отделение Петербургской консерватории. В столице он жил в чужой семье, но на каникулы бабушка-крестная Софья Александровна Бутакова забирала его к себе в Великий Новгород.
Женщина она была глубоко религиозная, водила внука в церковь, причащала, возила в монастырь, где был хороший хор. Там мальчик, скорее всего, впервые услышал о канонах осмогласия «ангельского пения», как называли его на Руси.
В доме бабушки он часто слышал старинные песни и канты, которые та знала на память. Познакомился Сережа и с собирателем русских былин, гусляром Трофимом Рябининым. А по утрам мимо бабушкиного дома пастух гнал стадо, играя на берестяной жалейке.
И, конечно, колокольные звоны. Недалеко от бабушкиного дома был храм Феодора Стратилата, и знакомый пономарь разрешал Сереже подниматься на колокольню. Будущий композитор скоро стал разбираться в звонах, названиях колоколов, отличал их по голосам.
Особенно запомнился ему перезвон новгородского Софийского собора. «Звонари были артистами, вспоминал он, четыре ноты складывались во вновь и вновь повторяющуюся тему, четыре серебряные плачущие ноты, окруженные непрестанно меняющимся аккомпанементом… Несколько лет спустя я сочинил сюиту для двух фортепиано… мне вновь запел колокол Софийского собора».
На всю жизнь композитор сохранил в памяти и древний новгородский знаменный распев. А четыре колокольных тона новгородской Софии нежные, веселые, жалобные, грозные зазвучали у него в фортепианной сонате № 2 и симфонии-поэме «Колокола».
Друг Рахманинова композитор Александр Гедике писал: «Он очень любил церковное пение и частенько, даже зимой, вставал в семь часов утра и уезжал в Андроников монастырь, где выстаивал в полутемной огромной церкви целую обедню, слушая старинные, суровые песнопения из Октоиха, исполняемые монахами параллельными квинтами. Это производило на него сильное впечатление».
В 1910 году Сергей Рахманинов написал музыку к литургии святого Иоанна Златоуста. А спустя пять лет завершил «Всенощное бдение», свое величайшее творение на темы древних песнопений знаменного распева.
Первое исполнение «Всенощного бдения» Синодальным хором под управлением Николая Данилина состоялось в марте 1915 года в Москве. Успех был ошеломляющим.
Известный критик Флорестан (Владимир Держановский) писал: «Быть может, никогда еще Рахманинов не подходил так близко к народу, его стилю, его душе, как в этом сочинении. А может быть, именно это сочинение говорит о расширении его творческого полета, о захвате им новых областей духа и, следовательно, о подлинной эволюции его сильного таланта».
А принявший православие японский пианист Садакацу Цучида говорил: «Рахманинов огромное богатство. В его творчестве есть дух Православия, есть сила Воскресения, Россия, доброта, милостивый взгляд на мир, память о вечности».
Средства вкладывал в Ивановку
Отечество Рахманинова это прежде всего Святая Русь, верующая, молитвенная. Но это еще и конкретное место, о котором сам Сергей Васильевич писал в эмиграции: «Живя в России, я постоянно стремился в Ивановку. Положа руку на сердце, должен сказать, что и доныне туда стремлюсь».
Речь об имении в Тамбовской губернии, принадлежавшем тетке и теще Рахманинова, Варваре Сатиной. В юности, поссорившись со своим учителем профессором Зверевым, у которого жил на полном пансионе, он нашел пристанище в семье Сатиных, а позже женился на своей кузине Наталье Сатиной и стал фактически владельцем усадьбы.
Вплоть до 1917 года все средства, которые он зарабатывал концертами и получал от издания своих произведений, Сергей Васильевич вкладывал в Ивановку: строил там новые коровники, ремонтировал конный двор, амбары, привозил технику и новые породы скота… Не раз помогал крестьянам по хозяйству, построил в селе земскую школу.
А в 1913 году, когда заболели обе дочери Рахманинова и врачи уже готовили родителей к тому, что девочки не выживут, произошло чудо: Ира и Таня неожиданно поправились. И в благодарность за то, что Бог даровал детям жизнь, господа подарили крестьянам Ивановки 209 десятин земли.
… В последний раз Рахманинов приезжал в Ивановку в 1917 году.
«Уезжай, барин, от греха подальше…»
Была весна. Временное правительство впервые ввело твердые, директивные цены на хлеб при закупке его для армейских нужд. А среди крестьян уже шли брожения: дезертиры подбивали их на грабежи, семена разворовали, посевная была практически сорвана.
Когда к Сергею Васильевичу пришли из деревни, он долго отвечал на вопросы о земле, о том, кто сейчас управляет Россией. Потом все мирно разошлись. Но вскоре несколько стариков вернулись и стали уговаривать барина не задерживаться в Ивановке, мол, приезжают сюда часто «какие-то, Господь ведает кто, мутят народ, спаивают»: «Уезжай, барин, от греха!»
А ведь он столько сил потратил, столько средств вложил в Ивановку, годами помогал местным жителям! Откуда эта жестокость?!
В имении он больше ни разу не был. Хотел было подарить его крестьянам, но на Ивановке были большие долги… А после Октябрьской революции имение просто экспроприировали.
Февральскую революцию Рахманинов, как многие мыслящие творческие люди в России, встретил со сдержанным оптимизмом как ветер перемен… Все средства от первого же концерта передал на нужды армии. А потом дал еще два концерта в пользу фронта.
Однако скоро воодушевление сменилось растерянностью: что-то явно шло не так и не туда… Вторую революцию Рахманинов не принял категорически. «Даже при Николае II я себя чувствовал свободнее, чем сейчас, а сейчас слово «свобода» звучит как насмешка!» писал он. Еще в марте композитор пытался уехать за границу. Тогда не вышло. А в декабре он вдруг получил разрешение на выезд и через полгода с женой и двумя дочками покинул Россию.
Формально это были гастроли у него были запланированы выступления в Копенгагене, Осло и Стокгольме. Там он получил несколько предложений из Америки и эмигрировал в США. Ему было 44 года. Домой Рахманинов уже не вернулся, но вся его дальнейшая жизнь на чужбине прошла с оглядкой на Россию.
Новая жизнь
В Америке ему предлагали место главного дирижера двух лучших американских оркестров, но Рахманинов решил отказаться от карьеры дирижера. Зато Америка рукоплескала ему как пианисту-виртуозу. Он играл превосходно! Вначале ему платили гонорары, как обычным гастролерам, по 500 долларов за выступление. Но скоро стали платить 1000, 2000, 3000 долларов…
В 1922 году Рахманинов смог купить особняк на берегу Гудзона. И начал примерно треть своих заработков отдавать на благотворительность. А началось все с тех самых посылок с мукой и сгущенкой для знакомых и незнакомых всех, кто попросит. О масштабах помощи, которую оказывал Рахманинов, знал только очень узкий круг лиц: личный секретарь, который переводил деньги, человек, который составлял списки нуждающихся, и члены семьи. Остальным маэстро казался замкнутым снобом, не стесняющимся задирать планку гонораров, подписывая очередные контракты. Знал бы кто, куда шли эти гонорары…
Рахманинов выступал на благотворительных концертах и в США, и в Европе, оплачивал учебу личных стипендиатов, помогал соотечественникам устроиться на работу, обеспечивал заказы художникам и скульпторам, покупал русскую живопись. Он входил в благотворительные организации, помогающие русским студентам-эмигрантам во Франции и Германии, передавал выручку от концертов на помощь бедствующим русским музыкантам, переводил деньги на конкретные адреса. Например, изобретателю Игорю Сикорскому.
Сикорский жил в Нью-Йорке и фактически нищенствовал. Самолетами в то время мало интересовались: в Америке был кризис. Свои первые самолеты Игорь Иванович конструировал буквально в курятнике. Денег не было совсем.
Однажды Сикорский оказался на концерте Рахманинова в Карнеги-холле. После концерта он в восторге прибежал за кулисы с цветами и… попросил помощи.
Сергей Васильевич его узнал, расчувствовался: «Я верю в вас и в ваш самолет и хочу помочь!» И, не раздумывая, подарил ему весь гонорар за свое выступление 5000 долларов в конверте: «Вернете, когда сможете!»
По другой версии, композитор просто купил на 5000 долларов акции компании Сикорского и согласился стать ее вице-президентом. Рискованная финансовая операция со временем себя оправдала: конструкторское бюро Сикорского скоро набрало обороты, и изобретатель смог вернуть деньги даже с процентами.
Другой показательный пример адресной помощи связан с Комитетом помощи учащейся русской молодежи в эмиграции. Рахманинов регулярно помогал этой организации, а однажды написал туда письмо:
«Я слышал, что во Франции есть пансионаты, содержание в которых одного ребенка в год обходится в 150 долларов. Если информация верна, то я хотел бы взять на себя заботу об одном ребенке и был бы вам признателен, если бы вы выбрали его для меня и прислали информацию его имя, возраст и краткую биографию. После этого я вышлю вам чек».
Французы тут же прислали Сергею Васильевичу фото студента химического факультета Софийского университета Павла Милованова. Способный юноша стал первым стипендиатом Рахманинова. Сергей Васильевич ежегодно перечислял ему 150 долларов и потом, во время его стажировки во Франции, интересовался его судьбой. Были у Рахманинова и другие стипендиаты.
Руки, которые стоят миллион
Сергей Рахманинов смог обеспечить свою семью: покупал дома, снимал дачу под Нью-Йорком, в конце жизни приобрел в Швейцарии близ Люцерна землю и построил там виллу. Новое имение назвал «Сенар» Сергей и Наталья Рахманиновы. Но в привычках своих он сохранял скромность.
Когда Рахманинов только переехал в США, один музыкальный критик спросил, почему он так скромно одевается. Сергей Васильевич пожал плечами: «Меня все равно здесь никто не знает…»
Прошли годы. Пришла слава, выросли гонорары. Тот же критик поинтересовался, почему маэстро не стал одеваться лучше. «Зачем? удивился Рахманинов. Меня и так все знают…»
Всю жизнь композитор переживал, что своей игрой на фортепьяно мешает соседям, и в гостиницах всегда бронировал исключительно угловые номера.
Интеллигентный и пунктуальный до крайности, он никогда никуда не опаздывал. Принципиальный противник саморекламы, отказывался общаться с журналистами и критиками, не ходил на помпезные банкеты и приемы.
Однажды на гастролях в небольшом американском городке к нему на вокзале буквально прилип вездесущий фотокорреспондент, но Рахманинов от папарацци убежал. Во время обеда в ресторане тот опять оказался рядом.
Композитор в отчаянии закрыл лицо руками: «Прошу вас, оставьте меня в покое!» Вечерняя газета вышла с фотографией, сопровожденной подписью: «Руки, которые стоят миллион».
Травля
Четырнадцать лет в эмиграции Сергей Васильевич избегал политики в Советской России остались его мать и брат, и он не хотел для них неприятностей.
Но в 1931 году Советский Союз посетил Рабиндранат Тагор. Впечатленный «советским экспериментом», он поделился своими наблюдениями в интервью американской прессе. Русская эмиграция отреагировала бурно: было составлено коллективное письмо, которое подписали многие знаменитости, включая Рахманинова. Верный себе, он не мог принять восхваление системы, которая перемалывает человеческие судьбы в жерновах репрессий.
Письмо, опубликованное в «Нью-Йорк таймс», было резким. В Советском Союзе сначала никак не отреагировали. Но потом в Большом зале Московской консерватории исполнили симфоническую поэму Рахманинова «Колокола», и началось…
Журнал «За пролетарскую музыку» выступил с обличительной статьей «Дадим отпор вылазке реакции», где Рахманинова и Бальмонта (автора перевода поэмы Эдгара По «Колокола») называли «заклятыми врагами советской власти» и «белоэмигрантами-фашистами».
Дальше больше: статьи, заявления, протоколы собраний сыпались, как из рога изобилия. «Попытка сплочения и организации враждебных сил реакции», «матерый враг советской власти», «белогвардеец Рахманинов», «контрреволюционное выступление»… Логичным завершением травли стал запрет исполнять и издавать произведения «певца русских купцов-оптовиков и буржуев».
Бойкотировать музыку Рахманинова призывали Московская, Петербургская, Киевская, Одесская консерватории… Единственным, кто не участвовал в общей истерии, был дирижер Большого театра Николай Голованов: на свой страх и риск он продолжал исполнять произведения Рахманинова.
«От одного из русских»
А потом началась война. И Рахманинов переступил через себя: он по-прежнему не любил большевиков и не принимал советскую власть, но решил, что судьба его страны важнее идеологических разногласий. Ему было важно помочь русским людям победить нацизм, который он ненавидел всей душой.
Когда фашисты вторглись в СССР, Рахманинов поставил условие: весь сбор от каждого третьего концерта идет в фонд помощи Советскому Союзу.
28 июня 1941 года композитор обратился к русским эмигрантам: «Независимо от отношения к большевизму и Сталину истинные патриоты России должны помогать своей Отчизне одолеть агрессоров». В определенных кругах его даже прозвали «красным».
Один из первых чеков, направленных советскому консулу в Нью-Йорке, Рахманинов сопроводил письмом: «Это единственный путь, каким я могу выразить мое сочувствие страданиям народа моей родной земли за последние несколько месяцев».
А другое пожертвование он прокомментировал так: «От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу».
Он колесил с концертами по США и Канаде, перечисляя десятки тысяч долларов в Американский фонд помощи Советскому Союзу. На деньги Рахманинова закупались медикаменты для Советской армии.
Смягчились в отношении к композитору и советские власти. Даже благодарили «за то, что вы делаете для нашей общей Родины». И уверяли, что «истинным патриотам всегда будет обеспечена свобода жизни и творчества в нашей стране».
Остались свидетельства, что Рахманинов хотел побывать с благотворительными концертами в Ленинграде, Сталинграде и Москве. Он начал писать «Сталинградскую симфонию», собирался объявить о своем возвращении в СССР и даже встречался с советским послом в США, просил визу, и якобы сам Молотов, находясь с визитом в США летом 1942 года, просьбу его одобрил. А через год на свое семидесятилетие композитор получил поздравительную телеграмму от десяти советских композиторов.
Может быть, все бы и сложилось. Но состояние здоровья Сергея Васильевича резко ухудшилось, врачи обнаружили рак. В последние дни Рахманинов, редко приходя в сознание, просил жену читать ему сводки с русского фронта. И, узнав о победе под Сталинградом, прошептал: «Слава Богу!»
27 марта 1943 года он утром причастился и ночью, не приходя в сознание, тихо скончался.
Подготовили И. ДМИТРИЕВ, Л. МИХАЙЛЕНКО, музыковед, кандидат искусствоведения.
